Подсказчик - Страница 85

«Как же могло произойти, что мать бросила своего ребенка?» — спрашивала она себя.

— А почему она ушла?

— Никто ничего толком не знает. Возможно, у нее был другой, а может, она просто устала от такой жизни, кто знает… Она даже не оставила записки. Собрала вещи и была такова. И точка.

— Но я, наверное, не смогла бы выдержать, не зная истинной причины.

— Странная вещь, но он никогда не просил нас узнать, где она теперь. — Голос Бориса изменился, и, прежде чем продолжить, он огляделся, удостоверившись, нет ли поблизости Горана. — Есть еще кое-что, о чем Горан не знает, да и не должен знать…

Мила кивком дала понять молодому человеку, что ей можно доверять.

— Ну ладно… Спустя несколько месяцев мы вместе со Стерном напали на ее след. Она жила в одном маленьком городке на побережье. Мы не стали заходить к ней в дом, а остановились на улице в надежде, что она подойдет к нам сама.

— И что она?

— Она не ожидала нас увидеть. Но потом кивнула в знак приветствия, опустила глаза и прошла мимо.

Наступившее молчание Мила не в силах была объяснить. Борис небрежно отбросил прочь окурок прямо на глазах у одного из охранников, который тут же поспешил поднять его с лужайки.

— Борис, почему ты рассказал мне об этом?

— Потому что доктор Гавила мой друг. И ты тоже друг, хотя и с недавних пор.

Борис, должно быть, понял одну вещь, на которой ни она, ни Горан еще не сосредоточили своего внимания. Это касалось именно их двоих. Борис просто пытался защитить их обоих.

— После ухода жены Гавиле пришлось очень туго. Но он должен был справиться с этим, и прежде всего из-за сына. По отношению к нам он не изменился. Казался таким же, как и раньше: пунктуальным, точным, работоспособным. Он стал выглядеть заброшенным только внешне, в одежде. Но это была мелочь, которая не вызывала у нас тревоги. Но потом было дело с Вильсоном Пикеттом…

— Тезка певца?

— Да, мы так его назвали. — Было очевидно, что Борис уже жалел, что заикнулся об этом. Тогда он просто добавил: — Дело продвигалось с трудом. Было много ошибок, и кто-то сверху пригрозил распустить нашу команду, отстранив от работы доктора Гавилу. Именно Роке заступился за нас тогда и потребовал, чтобы мы оставались на своих местах.

Мила, уверенная в том, что в конце концов Борис ей обо всем расскажет, собиралось уже было спросить, что же тогда произошло, как неожиданно вновь завопила «мазерати».

— Черт подери, этот звук пронзает мозги насквозь!

В этот момент девушка чисто случайно перевела взгляд на дом, и в одно мгновение в ее голове выстроилась в ряд целая серия образов, поразивших прежде ее внимание: на лицах охранников исчезло выражение скуки, и они все как один поднесли руку к наушникам, словно возникли неожиданные и непреодолимые помехи.

Мила снова посмотрела на «мазерати». Затем вынула из кармана сотовый телефон: он опять был вне зоны досягаемости сети. И тогда ее осенило.

— Есть еще одно место, где мы не искали… — сказала она Борису.

— Какое место?

Мила указала рукой вверх:

— В эфире.

Меньше чем через полчаса холодной февральской ночью эксперты из группы электронного обеспечения приступили к зондированию местности.

На каждом из них были наушники, а в руках они держали по маленькой параболе, направленной вверх. Они ходили по кругу — медленно и беззвучно, словно призраки, — пытаясь поймать возможные радиосигналы или подозрительные частоты, на случай обнаружения в эфире какого-нибудь зашифрованного послания.

И послание действительно было.

Оно возникало вместе с воем сигнализации «мазерати» Кобаши и подавляло действие мобильной телефонной сети, подключаясь к работе дуплексной радиостанции подразделения частной охраны комплекса под видом невыносимого свиста.

Когда люди из группы электронного обеспечения его засекли, они заявили, что сигнал очень слаб.

Позднее сообщение было переадресовано на радиоприемное устройство.

Все собрались вокруг приемника, чтобы послушать голос мрака.

Но это были вовсе не слова, а звуки.

Они погрузились в море шумов, в котором временами тонули звуки, а затем появлялись вновь. А между тем в этой последовательности четких символов имелась своя гармония. За короткими следовали длинные.

— Три точки, три тире и еще три точки. — Горан расшифровал для всех присутствующих значение этих символов.

На языке самого известного в мире радиошифра эти элементарные звуки означали только одно: SOS.

— Откуда исходит сигнал? — спросил криминолог.

Техник глянул на мгновение на след сигнала, исчезнувшего с экрана, который потом появился снова. Он поднял глаза в сторону улицы и указал:

— Из дома напротив.

23

Он постоянно был у них на глазах.

Дом напротив весь день в абсолютном молчании наблюдал за ними, за их лихорадочными попытками отыскать решение этой загадки. Он находился всего в нескольких метрах и звал их, повторяя свой единственный анахронический зов о помощи.

Двухэтажная вилла принадлежала Ивонн Гресс, которая, по словам соседей, была художницей. Женщина жила там с двумя детьми — мальчиком одиннадцати и девочкой шестнадцати лет. Они переехали в Капо-Альто после развода Ивонн, и женщина вновь обратилась к былой страсти — изобразительному искусству, заброшенному ею в юности вскоре после замужества с молодым и подающим надежды адвокатом Грессом.

Поначалу абстрактные картины Ивонн не нашли одобрения со стороны публики. Галерея, в которой они были выставлены, закрыла ее персональную выставку, не продав ни одного из полотен. Но Ивонн, уверенная в своем таланте, не успокоилась. А когда одна ее знакомая заказала ей портрет всей своей семьи маслом, чтобы повесить его над камином, Ивонн неожиданно обнаружила, что ее искусство обладает признаками, характерными для стиля naif. Вскоре она стала самой желанной портретисткой в кругу тех, кто, устав от обычных фотографических изображений, хотел увековечить свой род на холсте.